Из 9-ти томника Уильяма Келли «Лекции по книге Откровение».
Книга Откровение Иоанна (Апокалипсис), глава 1.
Скачать и читать толкование (лекции, комментарии) ко всей Библии Уильяма (Вильяма) Келли (1821—1906) в форматах ePub, Fb2, PDF можно из «Библиотеки христианской литературы». Электронное издание в отличие от печатного издания переработано и исправлено.
Вы можете помочь нашей библиотеке стать более качественной. Сообщите, пожалуйста, нам о найденных Вами неточностях и ошибках: для этого выделите текст совместным нажатием клавиш Ctrl+Enter и нажав на кнопку «Отправить». Если же Вы найдёте неточности и ошибки при чтении книги в форматах (ePub, Fb2, PDF), то свяжитесь с нами, пожалуйста, по контактам, указанным в разделе «Контакты».
То, что на создание завершающей части Нового Завета Бог вдохновил именно Иоанна, заслуживает самого пристального внимания. Известно, что Бог нередко представляет нам величайшие контрасты посредством одного и того же боговдохновенного автора. Тот, кто выделялся как апостол необрезанных, был назначен свидетельствовать о Христе перед иудеями. Последнее послание благодати (которое имеет решающее значение), призывающее иудеев оставить все земные связи и обратиться ко Христу на небеса, было написано не Петром и не Иаковом, а именно Павлом. А свидетельство благодати и истины, явившееся через Иисуса Христа, было, по его мнению (которое вряд ли совпадает с мнением человека), наиболее подходящим средством для откровения грядущих судов Бога. Истинная причина этого кроется в следующем принципе: если Христос отвергнут как объект веры и единственное средство передачи благодати, то Он становится вершителем суда. Это явствует также из формы и содержания евангелия по Иоанну (гл. 5). А в наши дни, когда благодать и истину чуть было полностью не уничтожили, Иоанн более других соответствует тому, чтобы показать нам торжественные видения, в которых Бог мстит за попранные права своего Сына. Эта месть начинается с предварительных судов и заканчивается пришествием самого Христа, лично исполняющего суд. Следовательно, хотя по форме, теме и основному содержанию евангелие по Иоанну и Откровение весьма отличаются друг от друга, на личность Иисуса Христа как на объект заботы Бога и как на средство укрепления его чести делается упор в обеих книгах. Поэтому даже те, кто не смог постичь основной смысл его пророческих видений, всегда находят несказанное утешение, читая о различных проявлениях Христа, представленных в этой книге; особенно это касается периодов испытаний, отверженности и гонений. Кто из тех, кто знаком с евангельской историей, кто осведомлён о нынешнем состоянии душ, не знает о том, что святые Бога, будучи совсем не просвещёнными людьми, черпали огромные силы и находили исключительную поддержку в Откровении, в то время как учёные мужи превратили его в сухой календарь? Предлагаемая к рассмотрению книга — это “откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог”. Даже в евангелии, благоухающем божественной любовью, часто (если не сказать постоянно) слышится указание на то примечательное положение, которое занимает Христос. Словом, Он внимательно рассматривается как человек, живущий на земле, и как некто, посланный Отцом, при этом в евангелии Он — как человек на земле, а в Откровении — как человек (верность которого бесспорна) и на земле, и на небесах. В евангелии сказано, что Бог даровал его для того, чтобы жить в нем. Ничто другое, пожалуй, не может так хорошо объяснить тот факт, что Он с таким долготерпением принял место человека, до которого снизошёл, и то, что Он говорил, всегда соответствовало этому месту. В нем была жизнь, ибо Он олицетворял вечную жизнь, которую Отец знал ещё до сотворения миров. Тем не менее, став человеком в божественной благодати, Он говорил соответственно тому низкому положению, которое занял. И, будучи в славе, Он говорил так, как показано в рассматриваемой нами книге. “Откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим...” Сейчас уже не время для выведения людей (независимо от того, являются они его рабами или нет) из свойственного им ужасного (а то и ужаснейшего) состояния и для наделения их правом занять положение детей Бога. Это характерная черта евангелия, потому что оно, безусловно, является откровением благодати через Иисуса Христа, единородного Сына Бога. В Откровении же Бог говорит о том, что Он собирается сделать для явления своей славы, будучи отверженным человеком. Поэтому Он собирается показать нечто “рабам Своим”, и это определение подошло бы сейчас не только христианам, но и тем, кто составит другую форму общения с ним после того, как все мы будем взяты из этого мира. Поэтому очевидно, что это всеобъемлющее определение употреблено здесь воистину с божественной мудростью, “чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре”. Цель апостола состоит не в показе того, что было во Христе до появления всех миров, а в раскрытии смысла тех великих событий, во время которых Бог стремился укрепить славу своего первенца, когда ввёл его в этот мир. “И Он показал, послав оное через ангела Своего рабу Своему Иоанну”. Нет нужды говорить о том, что ангел упоминается в связи с откровениями Бога далеко не случайно. В евангелии мы читаем о вечной жизни в Сыне, которая даруется верующему через благодать Бога. Святой Дух в нем — единственный, кто мог осуществлять благодать и содействовать её распределению соответственно планам Бога, а также направлять его любовь. Здесь же мы имеем дело с видениями — видениями о деяниях Бога, связанных с судом, и о поступках человека, ведущих его к суду из-за его все возрастающей порочности. Поэтому “Он показал, послав оное через ангела Своего рабу Своему Иоанну”. В этом заключается ещё одно весьма характерное отличие Откровения от евангелия. В евангелии Иоанн волен говорить как тот, кто видел Господа и кто лично располагает доказательством всему, о чем бы ни сказал. Он крайне редко упоминает себя, и так упорен в этом, что появилось множество людей, сомневающихся в том, был ли он “учеником, возлюбленным Иисусом”. Это заключение, безусловно, ошибочно, и мы не вправе обвинять автора за то, что он пишет в такой манере. Это очень важное обстоятельство, особенно, если оно касается посланий, которые рассматривают группу христиан, семью или друга и стремятся к достижению одной цели: через Христа ввести детей Бога в непосредственное общение с ним. Боговдохновенный апостол, безусловно, тоже преследует эту цель, и многочисленные члены семьи Бога, а также рабы Господа занимают положенные им места и принимаются им самим. В то же время очевидно, что именно Он и есть Бог и Отец, научающий, утешающий и наставляющий своих слуг. В Откровении же мы встречаемся с посредничеством: Бог даёт откровение через Христа, Иисус же передаёт его своему ангелу, или, вернее, с его помощью своему слуге Иоанну, а затем Иоанн посылает его другим рабам. Таким образом, мы видим цепь с многочисленными звеньями. Но почему именно так? Ведь это нечто такое, с чем мы раньше не сталкивались, особенно в Новом Завете. Почему Бог представляет своё слово сначала Иисусу, затем от него, через ангела, — слуге, а от него — остальным рабам? Почему здесь у нас нет непосредственного общения с ним, почему мы лишены того прямого обращения, которое всегда было характерно для него? Причина этого насколько серьёзна, настолько и поучительна. Здесь, конечно же, угадывается связь с Ветхим Заветом, потому что в нем Бог никогда не обращается к своему народу прямо. Правда, в самом начале Он делал это, как, например, в случае с десятью заповедями, хотя впоследствии к ним все равно примешалось посредничество, причём весьма специфическое. Однако обычно Бог направлял в Израиль своих посланников — даже тогда, когда действовали пророки. Сначала к народу его именем мог обратиться каждый. Слово Бога к народу посылалось как к народу Бога. Но какая впечатляющая перемена произошла впоследствии! Настало время, когда послание уже не направлялось людям непосредственно. Оно передавалось избранному свидетелю, хотя, безусловно, предназначалось народу, но дано было, например, Даниилу; и так происходило всегда. Все это подготавливает нас к правильному пониманию значения заметного отличия Откровения от остальных книг Нового Завета. Когда сыны Израиля вероломно предали Бога, когда их отступничество стало явным для него (причём отступничество не только первой отколовшейся части — десяти колен Израиля, но даже и остальных двух), когда все застыло и эта неподвижность казалась вечной, когда не только Иуда, но даже и дом Давида, помазанного царя, последнего надёжного связывающего звена между Богом и его народом, предал его, тогда, как мы обнаруживаем, Бог стал обращаться уже не к народу, а к одному избранному им верному слуге как к своему свидетелю. Это послужило верным знаком того, что в отношении непосредственности общения между Богом и его народом все кончено. Бог больше не мог признавать его своим. Не имеет ли это огромного значения для нашего времени и обстоятельств, окружающих нас? Я никоим образом не сомневаюсь в том, что Бог верен всегда даже в самые тяжкие минуты. Было бы крайне неверно предполагать, что Даниил и три его товарища, а возможно, и остальные не были так приятны Богу, как Давид. Разве в своей благодати Он не смотрел с глубоким удовлетворением на того слугу, который понимал его чувства, касавшиеся его народа, и не отвечал на них? В определённом смысле занимать положение Даниила посреди руин лучше, чем находиться на высоте и преуспевать в период, когда все выглядит прекрасно. Верность Даниила более убедительна тогда, когда она сохраняется в период всеобщего неверия, а не тогда, когда её поддерживают в минуты благополучия. А щедрость благодати всегда пропорциональна степени трудности. Весьма важно понять, что кризис, касающийся собрания Бога здесь на земле наступил уже тогда. Иоанн занимает положение, сходное с положением Даниила: он становится объектом для передачи сообщений Господа Иисуса, который уже не носил на земле имя Господа. Тем не менее благодать Господа действенна, и хотя Он может воодушевлять и предупреждать, но обращается непосредственно к своему слуге Иоанну, а не к собранию; и даже призывы, предназначенные собранию (которые мы находим в главах 2 и 3), обращены не прямо к ним, а к их ангелам. Очевидно, что все остальное призвано к достижению этой же важной цели. Поэтому Иоанн, как сказано самим апостолом, “свидетельствовал слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”. Однако здесь есть ограничения: эти слова не означают ни истину вообще, ни благовествование в частности, хотя мы не можем сомневаться, что Иоанн и проповедовал евангелие, и питал собрание Бога через проявления его истины; однако это не предмет рассмотрения Откровения и не тема наших рассуждений. Весь смысл сказанного апостолом ограничивается тем, “что он видел”. Это очень важно для того, чтобы правильно понять смысл данного отрывка и суть всей книги. Мы со спокойной душой можем вычеркнуть второй союз “и”, если уважаем авторитетные источники. В этом случае смысл будет заключаться в том, что Иоанн “свидетельствовал слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”. Что же в таком случае означает “слово Божие”? Все ли это Слово Бога или только часть? Что именно подразумевается в связи с этим под “словом Божьим и свидетельством Иисуса Христа”? Ответ становится ясным из последнего придаточного предложения, если убрать союз “и”: это — явившиеся ему видения, которые он записал в своей книге, то есть все то, “что он видел”. Таким образом, дополнительно к тому, чем апостол располагал в своих обычных отношениях с христианами и в своём длительном пребывании в должности служителя Христа, он узнал новую сущность как слова, так и свидетельства. В соответствии с этим, апокалиптическими видениями может пренебречь только невежественное безверие, ведь они подобны евангелию или посланиям и названы здесь “словом Божиим и свидетельством Иисуса Христа”. Видения вводятся осторожно, причём в такой пророческой манере, которая в нравственном отношении была наиболее приемлема: они представляются Иоанну постепенно. Это в значительной степени усиливает впечатление. Кроме того, данный метод явно предназначен для действенного противостояния тенденции (которая, однако, чрезвычайно распространена) к рассмотрению Откровения как книги, ценность которой сомнительна, а источник не авторитетен. Но это не так! Откровение даруется Иоанну Иисусом как слово Бога и как его свидетельство. Известно, что очень и очень многие учёные осмеливались оскорблять эту книгу, и делали они это из-за своей неразумности, и мне думается, они заслуживают самых справедливых упрёков за оскорбительность своих слов. И тем не менее Откровение — это “слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”. Оно является таковым, даже если не заключает в себе непосредственных уроков для научения христианина, занимающего своё положение, а только имеет целью косвенно объявить участь тех, кто презирает Бога и творит свою волю перед лицом его откровений. Тем не менее это — “слово Божие и свидетельство Иисуса Христа”, хотя оно целиком состоит из видений.
Для того, чтобы верующие (как сейчас, так и в любое другое время) лучше поняли это, следует отметить, что мы располагаем и ещё одним словом, которое добавлено к вышеупомянутому весьма примечательным образом, но находится вместе с тем вне торного пути Господа. Разве не напрашивается предположение о том, что оно призвано к достижению весьма важной цели: благодатному воодушевлению его слуг и предупреждению сомнений и предубеждённости неверия? “Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем”.
Причина, которая указывается ниже, тоже должна быть оценена по достоинству, и следует это сделать не из-за того, что люди часто предполагают, что мы должны находиться в предопределённых обстоятельствах, и не из-за того, что христианин или собрание должны пройти через испытания, которые здесь описаны; исходя из этого здесь подразумевается не слово, а указывается совершенно другая причина. Другими словами, поскольку сама книга говорит о том, что собрание окажется на небесах, вознесясь над своими многочисленными бедами и наложенными на него судами, то причина, указанная во вступлении, имеет абсолютно святую сущность и соответствует тем, кто ходит верой, а не своим видением и кто свободен от всяческих соображений, “ибо время близко”. Это не означает, что упомянутое время на самом деле пришло и что мы должны пройти через все или почти все испытания; нет, но это “время близко”. Бог, следовательно, пишет для утешения, наставления и благословения всех нас во всем, в чем бы оно нам ни потребовалось. Он как должное принимает то, что мы заинтересованы во всем, что Он хочет сообщить нам, “ибо время близко”. Следовательно, ошибочно считать, что мы можем извлечь пользу только из того, в чем заинтересованы сами, и из того, что предполагает наше нахождение в описанных обстоятельствах.
Затем следует приветствие. Здесь все так же необычно, как в остальных частях книги, которую мы начали изучать: “Иоанн семи церквам, находящимся в Асии...” Ни в одной другой книге мы не найдём ничего подобного. Кое-где нам приходилось читать о святых. Обращение могло также адресоваться собранию или нескольким собраниям, находящимся в одном месте (см. Гал. 1). Здесь же, в отличие от всех прочих книг, имеет место обращение к определённому числу собраний, в частности таким явным и символическим образом он обращается к семи собраниям. Несомненно, что там, где налицо такое необычное обращение, подразумевается нечто, выходящее за привычные рамки. Здесь перед нами символ семи, используемый в пророческих писаниях. Однако он не относится только к пророчеству; сила его воздействия сохраняется везде, где бы он ни использовался. В типичном писании и пророчестве “семь”, как правило, служит знаком духовной полноты. Кто же, кроме лишённых знания умов, может усомниться в том, что Господь подразумевал нечто большее под теми семью собраниями Асии, к которым Он обращался? То, что послания были написаны для действительно существовавших собраний от Ефеса до Лаодикии, представляется бесспорным фактом, но я не могу усомниться в том, что они были избраны и что обращения к ним были облечены в такую форму для того, чтобы с её помощью послания дошли до тех, кто имеет уши и слышит, и представили им законченный круг свидетельства Господа здесь на земле, свидетельства, которое оставалось бы верным, пока существует нечто, имеющее (если не полностью, то хотя бы от части) сущность собрания. Все может быть до нельзя разрушенным, все может стать непристойным и лживым (так оно и было в нескольких собраниях), но исповедание Христа всё-таки продолжалось, хотя оно и касалось только его суда. После 4-ой главы речь о служении уже не идёт, потому что описанное состояние больше не наблюдается. Господь прекратил общаться с нами подобным образом тогда, когда такая форма взаимоотношений перестала подходить для выражения ответственности человека. Словом, эта форма обращения приемлема только до тех пор, пока существует ответственность собрания здесь на земле.
Итак, апостол говорит: “Семи церквам, находящимся в Асии: благодать вам и мир от Того, Который есть и был и грядёт [ здесь не сказано: “От Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа”; приветствие исходит от Бога в его сущности, от того вечно живущего, который “есть и был и грядёт”, что, несомненно, связывает его настоящее существование с будущим, а также с прошлым], и от семи духов, находящихся перед престолом Его”. Здесь мы вновь видим описание Святого Духа, которое решительно отличается от того, с которым мы встречаемся в большей части Нового Завета. Можно провести параллель с 11-ой главой книги пророка Исаии, где мы находим семикратную силу Святого Духа в период управления в связи с личностью Мессии и его царством: “И почиет на нем Дух Господень”. Представляется, что эти слова взяты за основу и применены в соответствии с целями апокалиптического пророчества, только в гораздо более широком смысле. Это замечание, безусловно, окажется верным и для всех прочих случаев использования в Откровении цитат из Ветхого Завета. Ссылки на закон, псалмы и на пророков делаются постоянно, однако они не просто повторяются, как считают некоторые буквоеды. Если бы и мы считали так, как они, то лишили бы Откровение смысла, не поняли бы его и не извлекли бы для себя никакой пользы. Если кто-либо отождествляет Иерусалим Исаии с новым Иерусалимом Откровения или пытается объяснить Вавилон Откровения, опираясь на значение Вавилона Иеремии, то очевидно, что этот человек попросту упускает из виду то особое учение, которое дал нам Бог. Такие попытки являются на сегодняшний день главным источником путаницы в понимании Откровения. И в то же время если мы не начнём с ветхозаветных откровений, касающихся Вавилона или Иерусалима, или с учения, выработанного всеми пророками, то у нас не будет должной подготовки для правильной оценки и даже понимания Откровения в целом. Таким образом, полностью отрывать Новый Завет от Ветхого, равно как и видеть в Новом Завете только повторения Ветхого — это почти одинаковые ошибки. Между Заветами есть божественная связь, поскольку ум Духа заложил в них скрытую аналогию; Откровение представляет понятия Ветхого Завета в несравненно более широком диапазоне и раскрывает их сущность гораздо глубже. В Откровении рассматривается состояние, возникшее после того, как Святой Дух занял своё место в христианине и в собрании на земле, причём преимущественно после того, как пришёл Сын, явивший Бога Отца, и совершил на земле дело искупления. Следовательно, для того, чтобы до конца понять смысл Откровения, необходимо принять во внимание божественный свет во всей его яркости, свет, исходящий от личности и дела Христа. Поэтому я полагаю, что “семь духов” относятся к Святому Духу, действующему в сферах управления. Семь духов — это полнота силы Святого Духа, как верховной власти, и значение духов зависит от контекста, в котором они употреблены. В 3-ей главе они относятся ко Христу, решающему вопросы собрания, в 5-ой главе они упоминаются в связи с его отношением к земле, но как бы они ни употреблялись, они всегда означают полноту Святого Духа в его управлении и силе, а не его единство в образовании собрания как одного тела. Об этом уже шла речь в посланиях апостола Павла, в которых место, надлежащее христианину как члену тела Христа, рассматривается особо (причём рассматривается только там). Следовательно, Бог представляется соответственно духу и сути Ветхого Завета и в то же время — применительно к теме Нового Завета; таким же образом представлен нам и Святой Дух. Так же обстоит дело и с нашим Господом Иисусом, в чем мы убедимся чуть позже. Здесь, разумеется, ничто так не бросается в глаза (особенно если мы помним, кто автор), как отсутствие таких взаимоотношений Бога со своими детьми, каких больше всего мы ожидаем. Чего нет в этой книге, так это откровения благодати. Иисус Христос представлен здесь как “свидетель верный”. Очевидно, что это говорит о том, каким Он был на земле. Иоанн развивает эту тему в манере, отличной от общепринятой. Мы можем проследить, как Он восходит на небеса, где Павел созерцает его прославленного; однако цель Иоанна — показать Христа с той стороны, с какой Он предстал здесь, на земле. Даже если Иоанн говорит о нем как об Агнце на небесах, то непременно указывает на то, что Он был отвергнутым мучеником на земле: “Который есть свидетель верный, первенец из мёртвых и владыка царей земных”. Последнее проявилось тогда, когда Он сошёл с небес на землю и стал первенцем из мёртвых. Но о том, каков Он на небесах, не говорится ничего. Перед нами чрезвычайно осторожное исключение небесного положения Иисуса Христа из круга его взаимоотношений. Даже то, что соединяет его с христианином, — его ходатайство за этого христианина пред Богом — обойдено здесь молчанием, хотя я не сомневаюсь, что в 8-ой главе мы видим его как ангела — первосвященника по отношению к другим. Следовательно, Господь Иисус намеренно представлен здесь как человек, занимающий самое последнее место. Было объявлено, что Бог есть вечная сущность, Святой Дух — полнота управленческой силы, а Господь Иисус — тот, кто связан с землёй, несмотря на то, что Он воскрес из мёртвых, и этому его положению отводится последнее место, потому что Он рассматривается исключительно с земной точки зрения. Но при всем этом голос христианина был услышан сразу же, и этот факт ещё более примечателен потому, что он представляет собой одну из немногих удивительных загадок, которые пересекают плавное течение повествования книги как в её начале, так и в конце. С подобными случаями мы сталкивались и раньше, но всё-таки они совсем не то, что мы можем получить, правильно поняв смысл видений. Христианин был услышан ещё до того, как начались эти видения, равно как невеста была услышана после того, как они закончились. Здесь одного имени Иисуса достаточно для того, чтобы сердце встрепенулось и высказало сладостные, славящие слова, которые Он заслуживает. Можно не описывать его отношение к нам, но Он тот, которого мы любим, и поэтому “Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших кровию Своею и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков”! И поскольку мы видим здесь излияние из сердца радости от упоминания Иисуса, то в следующем стихе нам представлено предупреждающее свидетельство, соответствующее духу книги, — чтобы не ослабла сила воздействия имени Иисуса на тех, кто не находился в непосредственной близости к нему: “Се, грядёт с облаками, и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его; и возрыдают пред Ним все племена земные”. Все это не имеет ничего общего с его пребыванием на земле, когда Он умер за нас; но после того, как мы возрадовались и возблагодарили Иисуса, после песни хвалы, которая, я бы сказал, невольно вырвалась из нашей души при упоминании его имени, после этого весьма кстати следует свидетельство, обращённое к другим. Именно Христос грядёт и несёт с собой суд. Его увидит каждая душа — и если между ними будет какая-либо разница, то заключаться она будет в том, что самые величайшие муки претерпят те, кто пронзил его (то есть иудеи). “Ей, аминь. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядёт, Вседержитель”. Тот, который есть начало и конец, охватывающий своим умом все, с чем бы Он ни имел дело, понимающий все, что только может относиться к человеку, — именно Он говорит здесь, вечно живой Бог. Он с самого начала подкрепляет данную книгу своим свидетельством. Далее Иоанн говорит о себе так, как того требует свидетельство, которое он призван представить: “Я, Иоанн, брат ваш и соучастник в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа, был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа”. Духовно обращённому уму должно быть ясно, как точно здесь все соответствует тому, что должно пройти впоследствии. Вся книга проникнута предположением о страданиях святых во время тяжких испытаний, причём в тот период, когда их духовный опыт сформировался благодаря их связи по царству Христа, а не по членству его тела — собрания, хотя страдания они терпели, безусловно, за слово Бога и за свидетельство Иисуса. Это подчёркнуто с особой силой для того, чтобы мы заметили эту особенность. Не то чтобы самому Иоанну не хватало ощущения полноты собрания или христианских взаимоотношений — нет, но здесь он выступает как представитель остальных людей, и нас в том числе. В то время как он располагал всем, что по праву принадлежит христианину, он обладал совершенно особыми связями другого характера — связями со святыми, которые последуют за нами в конце этого века. Таким образом, он предстаёт здесь не как один из участников обетования Бога, которое по благовествованию исполнится через Христа, но как тот, который во Христе разделяет его царствование и терпение. Это верно и в отношении всех нас. Однако данное положение Иоанна соответствует положению мучеников последних дней, а не тому состоянию, которое каким-то особым образом связывает его с христианами и собранием. Другими словами, место, занимаемое им, — это, безусловно, место христианина, но упор здесь делается на другое: на то, что связано с теми людьми, которые не могли находиться в таком же корпоративном положении, как мы. В то же время мы видим здесь чрезвычайно тщательно продуманное предупреждение, исключающее возможность предположения о том, что он не наслаждался всем своим существом пребыванием во Христе. Мне думается, что это одна из причин, по которой Богу угодно было представить в данной книге видения дня Господа. “Я был в духе в день воскресный”. Этот день особенный для христианина, потому что он отмечен рождением его явного благословения; он, безусловно, должен доставить его сердцу особую радость, не меньшую в тот первый воскресный день благодати и нового творения, чем в седьмой день от появления тварей и закона. В тот день Святой Дух наделил боговдохновенного автора Иоанна своей силой для того, чтобы он воспринял, а потом передал другим представленные ему видения. “И слышал позади себя громкий голос, как бы трубный”. Мне кажется весьма важным то, что голос был позади его. Главная цель всего пророчества состоит, казалось бы, в его выдвижении вперёд. Однако перед тем, как Дух Бога мог бы надлежащим образом ввести его в мир видений будущего, Иоанн должен был бросить взгляд в прошлое. На него был ниспослан дух для того, чтобы исключить всякое влияние всего внешнего и чтобы ввести его в сферы, которые собирался открыть ему Бог. Но мы должны понять, во-первых, то, что это происходило в день Господа — первый день недели, и, во-вторых, то, что перед предъявлением ему прошлого он должен был обернуться на голос позади него и узнать, как Господь оценивал то, что носило его имя на земле. Пропустите последующие слова и начните читать с предложения: “То, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии”. Голос позади упомянут исключительно в связи с семью собраниями. Перед тем, как перейти к другой теме, этот же голос, как бы трубный, разговаривая с ним, сказал: “Взойди сюда”. Теперь уже и сомнений нет в этом голосе позади. Апостол идёт вперёд, чтобы заглянуть в будущее. Но для этого он должен иметь представление о прошлом, исходя из чего Господь объявит свой приговор тому, что носило имя христианства на земле. “То, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии: в Ефес, и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатиру, и в Сардис, и в Филадельфию, и в Лаодикию. Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и обратившись, увидел семь золотых светильников”. Чуть позже мы узнаем, что они означают. Затем он увидел кого-то, подобного Сыну человека, “посреди семи светильников”, которые, как объясняется в книге, представляют собой семь собраний, рассматриваемых, однако (в соответствии с мнением Господа о них), как мерило божественной праведности. Вот почему они золотые. Этот принцип не только общий и неизменный, но это отличительная черта всех посланий Иоанна. Например, для христианина образцом является отнюдь не закон (как было с иудеями), но сам Христос; если это не так, то христианин очень много теряет. “Кто говорит, что пребывает в Нем, тот должен поступать так...” Как? как израильтянин? Отнюдь, христианин должен помнить, что он “должен поступать так, как Он [Христос] поступал”. Христианин не подчиняется закону — он пребывает в благодати. И это понятно, потому что хождение, к которому мы призваны, всегда соответствует тому месту, которое мы занимаем, и отношениям, которые мы имеем. Ничего не может быть проще. Если я слуга, то и вести себя должен, как слуга. Если я господин, то поведение, свойственное для слуги, для меня будет неприемлемым. Смешивание отношений является ошибкой, и от их недооценки мы многое теряем, а их отрицание ведёт к гибели. Ибо любое положение, в котором мы находимся (неважно, какое оно и где оно), всегда предполагает благодатную силу Бога, которая является для нас источником силы и призвана поддерживать человека в хождении, соответствующем тем отношениям, которые было угодно установить с ним Богу. Мы не говорим сейчас о чем-либо светском. Жизнь во Христе, предполагающая наличие у человека духовно развитого ума, полностью освобождает его от мирской суеты. Это, наверное, уместное замечание, потому что христианин может сказать: “Поскольку я джентльмен, я должен поступать так, как положено джентльмену, а теперь, когда я обрёл Христа, — ещё лучше”. Но если вопрос касается Христа, то такие рассуждения никуда не годятся. Разве Он так поступает? А ведь мы должны ходить, как Он. Имея вышеупомянутые мысли, не опускаетесь ли вы просто-напросто до мирского уровня? Не пользуетесь ли вы своим земным положением для того, чтобы избежать того удела, к которому призывает вас Христос? Хорошо известно, с какой готовностью сердце может оттолкнуть то, что на самом деле является благословенностью свидетельства, которое Господь даровал нам. Разве здесь есть Христос? Следовательно, мы говорим о том, что уготовил нам Христос, а не о природе, её желаниях и чувствах. Если у вас есть только то, что от природы, то вы не разумны; но если вы увидели Сына Бога и уверовали в него, если благодаря благодати вы живёте так, как Он, причём истина жизни у вас такая же, как и у него, то как христианин вы примите только один образец для подражания — самого Христа. Именно в таком плане следует понимать значение семи золотых светильников. Все, как и полагается, было оценено с точки зрения разума Бога и в соответствии с тем местом, в которое Он поставил собрания. Согласие с ним как проявленным во Христе Богом — вот их правило. Поэтому они и предстали в образе золотых светильников. Но “посреди семи светильников” Иоанн увидел “подобного Сыну Человеческому, облечённого в подир”. Подир здесь не является символом деятельного служения. Вопреки мнению большинства, он не означает плотно облегающую рясу. Иоанн видит Сына человека, облечённого в длинное, до пят одеяние, “по персям опоясанного золотым поясом: глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскалённые в печи, и голос Его, как шум вод многих. Он держал в деснице Своей семь звёзд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей”. Необходимо отметить, что Христос здесь представлен как судья. О нем говорится как о Сыне человека, а это качество, как мы знаем, позволяет ему вершить всякий суд. Это же учение явствует и из евангелия по Иоанну (гл. 5). Наряду с этим есть и ещё одна особенность, которая указывает на характер восприятия Иоанна и удивительно соответствует его авторскому стилю. Те черты, которые упоминаются им при описании Сына человека, на самом деле явно свойственны “Ветхому днями”. Даниил смотрит на “Ветхого днями” с одной точки зрения, а на Сына человека — совершенно с другой. Иоанн же видит Сына человека как того, который обладает свойствами “Ветхого днями”. Он человек, но этот человек, видимый там-то и так-то, является божественной личностью, самим вечным Богом. И сейчас я спрашиваю всех тех, чей ум свободен от предубеждённости: “С чьим стилем гармонирует отождествление Христа с природой, согласно стилю автора той книги, которую мы сейчас читаем?” С точки зрения нравственности Он, безусловно, должен вершить суд, но Иоанн не теряет из виду его божественную славу даже тогда, когда речь идёт о суде и о его царстве, установившемся в мире. При изучении того, что здесь сказано, обращает на себя внимание и другой факт. Проявляется троякая слава Христа: личная, относительная и, наконец, публичная. Однако здесь есть и нечто большее. “И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мёртвый. И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и Последний”. Только такие слова приемлемы для описания того, чья сущность божественна. Первый — это, разумеется, Бог; а если Он — первый, то, будучи Богом, является и последним. Все это Иисус говорит о себе, и, более того, Он добавляет: “И живый; и был мёртв”. Эта фраза весьма впечатляюще выражает великий смысл. Он не просто умер — Он говорит сейчас не об этом, хотя факт его смерти отражается во всех книгах, причём весьма правдиво. Нет, Он говорит, что Он “был мёртв”. Это означает его желание умереть, поскольку Он, безусловно, обладал тем, что было не свойственно его сущности и что казалось абсолютно не совместимым с только что описанной преславной личностью. Данный смысл передаётся особым подбором слов: Святой Дух тщательно сохраняет славу Христа даже в тех случаях, когда говорится о глубине его унижения. “...И был мёртв, и се, жив во веки веков”. Слово “аминь” мы здесь пропустим — оно звучит неестественно и только искажает смысл. Я надеюсь этого достаточно, чтобы вы поняли, что это представляет собой достаточное и неизменное основание говорить об этой книге на основании древних и авторитетных источников. Существуют веские причины (чрезвычайно убедительные и уважительные) того, что время от времени в писаниях встречаются различные вставки, пропуски и видимые противоречия. Не думайте, что это некое произвольное новшество. Настоящие любители новшеств — это те, кто по ошибке или по собственной воле отошёл от слов Духа, а произвольность всегда появляется там, где нет авторитетного источника. Там же, где авторитетность последнего очевидна, произвольности нет места. Следовательно, ошибка состоит не в том, что мы стремимся найти большую обоснованность в тексте, а в том, что идём на поводу у традиции и позволяем запутать себя в дебрях современных (и, безусловно, развращённых) толкований. Мы должны во всем подчиняться лучшим источникам. Ниже следуют такие слова нашего Господа: “И имею ключи ада и смерти”. Это не просто фраза, но здесь подразумевается истинный порядок: никто не попадает в ад до того, как умрёт, при этом смерть имеет отношение к телу, а ад — к душе. “Итак напиши [и это, несомненно, истина], что ты видел, и что есть, и что будет после сего”. Из этих слов становится очевидным и понятным для каждого читателя, что книга Откровение явно разделена на три части. “Что ты видел” — это слава Христа, описанная в первой главе, которую мы уже рассмотрели. “Что есть” представляет собой длительное состояние, описанное в обращениях к семи собраниям. Это выражение весьма примечательно, потому что в нем вполне естественно подразумевается, что собрания должны существовать продолжительное время. Причина этого ясна. Вполне вероятно, что в тот период жизни Иоанна, когда писались послания, “что есть” особо не выделялось, но поскольку такое состояние продолжается с тех времён и по наши дни, то мы видим, какую огромную силу приобретает в связи с этим данная фраза. В то же время существует другой подход к выражению “и что есть”. Считается, что это также относится к тому, что уже отошло в прошлое. Я не сомневаюсь, что Бог это подразумевал и что перед нами — двоякое значение книги. У меня нет намерения детально рассматривать собрания как нечто навсегда ушедшее, а пророчество — как то, что возникло сразу же после этого; нет, я упомянул этот подход только потому, что считаю своим долгом назвать его наряду с первой точкой зрения, согласно которой то, “что будет после сего”, означает период, когда описанного состояния собрания уже не будет. Слова “что будет после сего”, передают истинный смысл выражения, употреблённого в оригинале. Если бы было сказано “впоследствии”, то значение фразы стало бы размытым, выражение же “после сего” заключает в себе точный, ясный и буквальный смысл. “Тайна семи звёзд, которые ты видел в деснице Моей, и семи золотых светильников есть сия: семь звёзд суть ангелы семи церквей; а семь светильников, которые ты видел, суть семь церквей”. В каждом из посланий к собраниям Господь обращается к “ангелу”. Кто он и что он собой представляет? В обычной классификации званий, отражённой в Новом Завете, такое иерархическое звание, как ангел, никогда не встречается. Однако нет ничего удивительного в том, что мы видим его здесь — в книге, в которой много необычного. Определение “ангел” весьма уместно в такой пророческой книге, как Откровение. Означает ли оно привычный для нас образ ангела как существа? Я полагаю, что это не так: при описании собраний имеются в виду совсем другие ангелы. Услышав об ангеле огня во времена Откровения, мы сразу же понимаем, о чем речь; даже читая об ангеле Иисуса Христа как Господа, мы не столкнёмся с непреодолимыми трудностями в понимании его значения. Однако ангел того или иного собрания — это нечто совершенно другое. Конечно, мы можем понять упомянутого здесь ангела как реальное существо, выполняющее роль средства общения Господа со своим слугой Иоанном, но было бы грубой ошибкой полагать, что его слуга Иоанн пишет послание Христа и обращает его к ангелу в буквальном смысле этого слова. В этом заключается трудность для тех, кто считает, что здесь имеются в виду ангелы-существа. Я же так не думаю. Мне представляется, что поскольку “ангел” употреблено здесь в значении “представитель” (независимо от того, существо это или нет), то в обращении к собраниям Господь воспользовался этой общей истиной. Здесь имеется в виду ангел, функция которого заключается в представительстве (человеческом или нет); он является идеальным представителем каждого собрания. Известно, что в определённых случаях представительство имеет место и в буквальном смысле: например, когда Иоанн креститель посылал своих учеников, имело место представительство людьми его сознания. Ученики ходили и передавали другим людям мысли того, за кем они следовали. Однако это приобретает совершенно другую форму, когда вопрос касается собраний, которые, как мы знаем, вообще не посылали никаких посланников. Следовательно, рассмотрев абсолютную сущность ангела собрания, что мы можем сказать о значении этого слова? Мне думается, следующее: Господь не имел в виду, что ангел — это непременно пресвитер или непременно учитель; Он подразумевал того, кто мог бы быть одним из вышеназванных или объединял бы в своём лице обоих: того, кто в его данных стал бы истинным представителем собрания и нёс особую ответственность за его состояние. Кем бы ни был этот представитель (один или вместе с другими, себе подобными), именно он подразумевался под ангелом.